Злые игры. Книга 2 - Страница 6

Два дня спустя, уже ближе к концу работы, она шла куда-то по коридору, как вдруг столкнулась с Гейбом.

— Вот вы где, — проговорил он, вываливая ей в руки исправленную стенограмму недавнего совещания. — Размножьте-ка это на ксероксе и разошлите всем, кому надо, ладно? А мы тут съездим с ребятами, отметим приближающееся Рождество. До скорого.

Шарлотта взяла бумаги и поплелась с ними на ксерокс. Она взглянула на листы, чтобы разобраться, какая именно это стенограмма, и вдруг увидела, что буквы расплываются у нее перед глазами; понадобилось некоторое время, чтобы она сообразила, отчего это происходит, — она плакала. Шарлотта помчалась к кабинету, который занимала вместе с Гейбом, и, обнаружив, что он, слава богу, свободен, села, опустив голову на руки, и расплакалась уже по-настоящему, тихонько, но очень горько. Возможно, она бы плакала так еще долго, но внезапно чья-то рука дотронулась до ее плеча, и голос, в котором сочетались странная мягкость и сильный бруклинский акцент, произнес:

— Предпочитаете в одиночестве или можно присоединиться?

Шарлотта резко обернулась и увидела прямо перед собой лицо, на котором отражались искренний интерес, симпатия, сочувствие (все, от чего она здесь уже успела отвыкнуть), и она разревелась еще сильнее.

— Извините меня, — всхлипнула она, пытаясь вытереть глаза и нос насквозь мокрым бумажным платком, — извините. Не очень-то я гожусь сейчас на роль деловой женщины, да?

— Бог с ними, с деловыми женщинами, — ответил тот, кому принадлежало это лицо, протягивая ей носовой платок. — Они мне никогда особенно не нравились. Вот, держите и сморкайтесь, он сухой и чистый.

— Ой, нет, ну что вы, я не могу. Честное слово, — смутилась Шарлотта.

— Клянусь, я всегда ношу с собой запасной носовой платок на случай, если увижу плачущую девушку. Плащи свои я забываю и теряю, а вот носовые платки не теряю никогда. Большинство людей обычно поступают наоборот. — Он улыбнулся. — Ну, так что стряслось?

— Ничего. Просто я еще маленькая. — Она громко высморкалась и с любопытством поглядела на незнакомца. Лицо у него было удивительно приятное, не красивое, но странно сексуальное, с внимательными карими глазами и немного асимметричной улыбкой.

— Люблю маленьких. Что, босс плохо обращается?

— Очень.

— Противные они люди, эти боссы. Я и сам временами тоже таким бываю. А чем вы в этой конторе занимаетесь?

— Да ничем особенным, — вздохнула Шарлотта. — И то, чем я занимаюсь, мне не нравится.

— В таком случае я бы отсюда ушел, — заявил он. — Нет ничего хуже, чем работа, которая не по душе. Я серьезно. Вы ведь англичанка, верно?

— Да.

— И какое же несчастье занесло вас в этот Богом забытый город?

— Да так, — пожала плечами Шарлотта. — Возможность получить тут работу.

— Я бы на вашем месте поспешил домой. А в каком месте в Англии вы живете?

— В Уилтшире. — Шарлотта непроизвольно вспомнила невысокие холмы, Хартест, уютный огонь в печи на кухне, Няню, миссис Тэллоу, и при мысли обо всем этом снова залилась слезами.

— Никогда не был в Уилтшире, — задумчиво произнес он. — Я знаю только Лондон и Шотландию.

— У меня бабушка живет в Шотландии, — сквозь слезы проговорила Шарлотта.

— Правда? — переспросил он. — Интересно, может быть, мне доводилось с ней встречаться. Она, случайно, живет не в Эдинбурге?

В слове «Эдинбург» у него получилось не меньше пяти слогов; Шарлотта рассмеялась:

— Нет, не там.

— И кто же тот садист, который у вас тут боссом? Кстати, вы, случайно, не знаете Малыша Прэгера? Я его ищу.

— Ошиблись этажом, — объяснила Шарлотта. — Я вас провожу. Да, знаю. Он мой… — Она заставила себя остановиться. Ей вовсе не хотелось, чтобы этот сочувственно отнесшийся к ней незнакомец подумал, будто она набивает себе цену. — Он босс моего босса.

— Послушайте, я серьезно говорю: если вам тут не по душе, надо уходить. Нелепо тратить свою жизнь на то, что тебе не нравится. Я привык считать, что работа — это самое важное, что есть на свете. Точнее, возможность получать от нее удовлетворение.

— Я не могу уйти. — Шарлотта встала. — Честное слово, не могу. Хотя и очень бы хотела. Спасибо вам за сочувствие. И за платок. Пойдемте, я вас провожу.

Они прошли уже половину коридора и тут столкнулись с Фредом, который шествовал в облаке сигарного дыма, положив руку на плечо Фредди.

— Майкл! — воскликнул он. — Меня ищете?

— Нет, Малыша. Нам надо закончить с ним кое-какие дела. Я заблудился, и вот эта милая и довольно грустная девушка показывает мне дорогу к его кабинету. Надо лучше заботиться о своих сотрудниках, Фред. Когда я на нее наткнулся, она рыдала над вашими стенограммами.

— Правда? — с несколько зловещим оттенком в голосе переспросил Фред. — Ну что ж, тому, кто тут работает, надо уметь быть жизнестойким. И, честное слово, у меня нет времени заниматься каждым эмоциональным срывом. Хорошо, Шарлотта, я провожу мистера Браунинга в кабинет Малыша.

Шарлотта слабо улыбнулась своему новому знакомому и пошла назад в свой кабинет. Так, значит, это он и есть, тот самый легендарный Майкл Браунинг. То, что «Прэгерс» станет теперь вести некоторые его дела, было для банка огромнейшим и очень важным приобретением. Насколько слышала Шарлотта, Майкл Браунинг стоил сейчас около трех миллиардов долларов; источником этих средств в основном была созданная им сеть супермаркетов; и он оказался совсем не таким, каким рисовался ее воображению на основании услышанных когда-то, проникнутых благоговейным трепетом описаний. Через две недели после того, как она появилась в банке, Гейб делал для Браунинга какой-то материал и буквально заходился тогда в пароксизмах нервотрепки и показной активности. Шарлотте никогда бы и в голову не пришло, что человек, ставший причиной всей этой лихорадочной деятельности, способен носить с собой запасные платки на тот случай, если ему попадутся рыдающие женщины, и может тратить время на то, чтобы выслушивать их жалобы. Если бы ей представилась хоть малейшая возможность, она могла бы без всяких усилий влюбиться в этого Майкла Браунинга; но, конечно, такой возможности у нее не будет.