Злые игры. Книга 2 - Страница 67

— Конечно, никого при этом даже отдаленно не интересует сама покупка, — проговорил Гейб, со вздохом вытягивая длинные ноги, — всех волнует только процентная ставка за кредит. Мы выходим из этих торгов. По-моему, «Блум» таких денег не стоит. О нем слишком долго говорили. Вот и загнали цену на такой уровень, что это становится уже просто смешно. Мне кажется, это уже не в интересах «Тарквина». И по нам это потом обязательно ударит.

— Ну и что? — спросила Шарлотта. Пока что все сказанное Гейбом было ей и так прекрасно известно, и к тому же она чувствовала себя страшно усталой.

— Так вот, мы должны были улетать с небольшого частного аэродрома в Вашингтоне. Я пошел в туалет. И пока я там был…

— Да, да, пока ты там был, кто-то пустил воду и спросил тебя о сделке, — проговорила Шарлотта. В мире слияний корпораций и торговли недвижимостью утечка информации, организуемая в мужском туалете под шум спускаемой воды, стала уже своего рода стандартным приемом.

— Нет, ничего подобного. Мне позвонили. Прямо в туалет. Звонил Бофорт.

— Бофорт?! Гейб, а как он узнал, что ты там?

— Вот именно. И тебе тоже эта мысль сразу же в голову пришла.

Бофорт был одним из ведущих членов арбитража, решавшего судьбу таких сделок, практически ни одна из них не заключалась без его участия, он предварительно изучал их, анализировал, оценивал, занимал по ним ту или иную позицию и вообще был одной из главных движущих сил рынка «бросовых» ценных бумаг и ненадежных акций, присосавшегося, как пиявка, к необычайно активному, быстро развивающемуся рынку межкорпоративных слияний и торговли крупной недвижимостью. Бофорта также подозревали — давно и очень многие — в том, что он ведет двойную игру. Ни у кого не было никаких доказательств, и в официальном порядке никто, разумеется, не выдвигал против него никаких обвинений; но кто-то ведь должен был заниматься такими делами, причем не один человек, а достаточно многие: рынок крупной недвижимости был очень обширен, разнообразен и сложен, и кто-то должен был сцеплять своими действиями его воедино, подготавливать и организовывать сделки, обеспечивать их точнейшее соответствие многочисленным требованиям и условиям и добиваться при этом того, чтобы каждая такая сделка приносила ее участникам прибыль, сравнимую разве что с богатствами царя Мидаса. Можно было только гадать о том, сколько действует на рынке подобных таинственных посредников и какое количество информаторов работает на них в фирмах, корпорациях и банках. Вся эта деятельность осуществлялась нелегально и абсолютно скрытно, существовала как некая подпольная империя, пользовалась своим особым языком, понятным только посвященным; сделки и соглашения здесь заключались за плотно закрытыми дверями частных домов и квартир, в машинах, припаркованных в самых странных местах, или по телефонам, номера которых были известны не более чем полудесятку человек. Никто никого не принимал официально в число граждан этой империи (хотя те, кто уже фактически были ее гражданами, получали потрясающе высокие вознаграждения, доходившие до пяти процентов от суммы сделки), никто из участников подобной деятельности о ней не трепался, однако всем было известно, что такой черный рынок существует, хотя никто и не знал о нем ничего конкретного. Это был своеобразный финансовый заговор, о котором каждый что-нибудь слышал, жертвой которого все боялись стать, в причастности к которому все подозревали друг друга, заговор, о котором шло очень много разговоров, которым многие восхищались, но который на протяжении очень долгого времени не могли обнаружить, не могли даже найти доказательств того, что он действительно существует: деньги бесшумно исчезали на счетах в швейцарских банках, а все переговоры и все заключающиеся сделки никогда и нигде не фиксировались и на них никто не ссылался. В этой империи Бофорт — очень тихий, ничем особенно не примечательный человек с копной темных волос и с наичестнейшими глазами, которого постоянно можно было видеть на приемах, в барах и ресторанах тихо беседующим с кем-либо, — был одним из ее правителей. Он поднялся к власти и влиянию так же, как это сделали Боэски и Левин, на волне экономического бума, появления и взлета рынка ненадежных ценных бумаг, играя с Уолл-стрит и зависимыми от него компаниями, просто как с кучей забавных игрушек, действуя обдуманно, осторожно и уверенно и приобретая в процессе такой игры невероятные состояния.

— Так… давай-ка разберемся, — проговорила Шарлотта. — Значит, он тебе позвонил. Прямо в туалет?

— Угу. У нас была довольно напряженная встреча. В помещении «Блума», неподалеку от Вашингтона. Но встреча закончилась, и, как я тебе сказал, мы были уже на частном аэродроме. И Бофорт как-то успел узнать, что я там. Мне это показалось… очень странным.

— И что он тебе сказал?

— Что мы должны продолжать переговоры, что нам не следует останавливаться на какой-то одной цене.

— Потому что он уже успел приобрести соответствующие акции?

— Со всей очевидностью. Так что выходит, он не только знал о готовящейся сделке достаточно заблаговременно для того, чтобы успеть купить акции, но знал и о том, что мы решили выйти из этих торгов.

— Значит… кто-то из тех, кто принимал участие в вашей встрече, поддерживает с ним контакт.

— Да. Или кто-то с нашей стороны, или же кто-то из людей «Блума».

— А-а… кто там был от нас?

— Я. Фред. Юристы. Джон Кларк. — Джон Кларк был их новым сотрудником, по служебной иерархии стоявшим даже еще ниже Шарлотты; бледный и худощавый молодой человек с огромным адамовым яблоком, он, казалось, боялся даже дышать в те минуты, когда Гейб обращал на него свое внимание.